Казачья музыка

В начале Страстной недели 1926 года, мы, бывший хор Дроздовского полка, сели в поезд в гор. Софии, который должен был довезти нас до Вены. Незадолго до отъезда, хор переменил свое название и стал назы­ваться «Кубанский казачий хор». Не помню точно, что принудило к этому переименова­нию. Смущало то, что в хоре того времени не было ни одного кубанца, но мы уже точ­но знали, что «Кубанский Войсковой хор», которым управлял очень хороший регент Соколов, уже прекратил свое существова­ние. Ко времени оставления Болгарии переменился и состав хора. Несколько человек оставили хор еще в Севлиеве; пять-шесть хористов, имея приличные места, с хороши­ми перспективами на будущее, остались в Габрово; наконец, пять-шесть человек по разным причинам не пожелали расстаться с Софией. Места выбывших заняли другие певцы, в которых в то время недостатка не было, но хор, бывший одной семьей, поте­рял свою однородность и внутреннюю еще боевую спайку, что и отразилось на нем впоследствии. Итак, мы ехали в Вену, как «Кубанский казачий хор», но в форму Ку­банских казаков облачились лишь два-три м-ца спустя, когда к тому представилась первая возможность. Наш поезд был про­стой пассажирский и вовсе не спешил до­ставить нас в Вену. На югославской грани­це, в Цариброде, пришлось пройти всю по­граничную процедуру, и по просьбе погра­ничников и чиновников что-то спеть. Среди ночи долго стояли в Нише, а утром в Бел­граде была довольно продолжительная пе­ресадка, так что время позволило, хотя бы поверхностно, осмотреть город. Вся привок­зальная часть его представляла собою сплошной пустырь, на котором было лишь несколько, более или менее солидных, но­вых построек. Но даже и в самом центре го­рода капитальных зданий было очень мало.

Взглянув на братский Белград, двинулись мы в дальнейший путь на Вену. Дорога бы­ла нудная и утомительная. Лишь на следу­ющий день нашего путешествия мы нако­нец очутились в Вене.

Встретил нас, бывший некоторое вре­мя в Донском каз. хоре, Н. Краснянский хорошо знавший город и имевший некото­рые связи в концертном мире. Трамваем доехали до центра города, где и останови­лись в «Отель Бандель» — в том самом, в ко­тором жил поначалу и Дон. каз. хор. Отель был расположен рядом с собором Св. Сте­фана, в самом центре города. Мало кто из нас в достаточной степени владел немецким языком, а наш вид явно обличал беженцев: одеты мы были кто во что попало и только два-три человека имели приличные штат­ские костюмы. Робко выползали мы из оте­ля, боясь затеряться в столь большом городе. Но вскоре кто-то сияющий вернулся из ближайшей лавочки, где кроме всего проче­го есть и съестное, и рассказал, как сначала ему не удавалось объяснить продавцу, что имен­но ему нужно, но присмотревшийся коммер­сант вдруг спросил его по русски: «Вы рус­ский?»

Оказалось, что в недавнюю войну чуть ли не половина взрослого мужского населения Австрии побывала в плену в России, отку­да они вывезли самые лучшие воспомина­ния и знание русского языка. И тут мы сра­зу ожили. Смелее стали знакомиться с го­родом, постепенно увеличивая радиус своих выходов, пока не дошли до ринга, откуда было рукой подать до Концертхауза, где нам вскоре предстояло петь концерт.

Странное впечатление производил город. Множество драгоценных произведений строительного искусства, великолепные дворцы, храмы, памятники, парки; всюду чистота и порядок. Но на всем лежала пе­чать грусти и опустения. Вена, недавняя столица большой империи, с пышным и бли­стательным Двором, обратилась в столицу маленькой республики и словно облеклась в траур. Все ее многочисленные дворцы, правительственные здания, храмы и памят­ники напоминали огромный музей — спо­койный и замерший. Даже в ее торговой ча­сти — Грабен, Кернерштрасэ, Мария-хильфштрасэ — не приходилось наблюдать ни сутолоки, ни спешки. Познакомились мы и со знаменитым Пратерем и его развлече­ниями, и впоследствии заглядывали туда неоднократно; побывали и в Шенбруне, и в его фантастическом парке, полюбовались исключительно красивым видом, открывав­шимся от главного входа дворца, откуда широкая и длинная, пересеченная посереди­не небольшим обрамленным в гранит озер­ком, с чудным фонтаном в центре, аллея, постепенно поднимаясь, заканчивалась крутым холмом, увенчанным царственно-строй­ной аркой с амфиладой колонн. Да, все это было очень красиво, но как то холодно. Всех причудливо подрезанных деревьев и кустов коснулась рука искусного садовника, со­здавшего совершенную, но мертвую форму. Увы, и здесь царила тяжелая грусть — посетителей, кроме нас, не было.

С первого же дня нашего приезда в Вену хор начал репетировать программу уже на­значенного концерта и вскоре в Концертхаузе состоялась генеральная репетиция, на которую была приглашена пресса. Отзывы, появившиеся в печати, были восторженные, но мы все же ожидали концерта с большим

волнением, ибо здесь должна была решить­ся дальнейшая судьба хора, т. к. впереди, кроме намечавшихся одного или двух кон­цертов, никакой работы у нас не было — одни надежды.

В назначенный день концерта, в припод­нятом и слегка нервном настроении, мы со­брались за кулисы, чуть ли не за час до на­чала. Когда в зале появились первые слу­шатели, то каждый из нас старался взгля­нуть: а сколько их? Зал стал быстро напол­няться и когда мы вышли на подиум, незаня­тыми оставались лишь обочины задних ря­дов. Под аплодисменты публики вышел ре­гент, С. Д. Игнатьев, поклонился и занял свое место. Концерт начался. За обилием впечатлений и переживаний, программа кон­церта не сохранилась в моей памяти, но приняты мы были и слушателями и музы­кальными критиками более, чем одобри­тельно. Однако, ни новинкой, ни сенсацией, хор уже не был, а потому мы не задержа­лись в Вене, а, получив новый ангажемент, сразу же уехали в Германию, в Мюнхен. Там мы дали концерт в Штадтхале, в до­вольно своеобразной обстановке: публика сидела за столиками, кто с чашкой кофе, кто со стаканом вина- Не помню, пели ли мы духовное отделение, но хорошо помню, что во время пения соблюдалась полная тиши­на и многие исполненные нами вещи прихо­дилось исполнять на бис. Запомнилась и маленькая сценка, когда в конце нашего вы­ступления в зал ввалилась довольно боль­шая группа, одетая в черкески. Это были ре­гент и хористы «Уральского хора», избрав­шие себе кавказское одеяние. Основой это­го хора были остатки хора Алексеевского полка. Алексеевцем был и регент хора А. И. Шелух, которого я хорошо знал еще по Египту. Пели они по большей части в Мюн­хенских кинематографах.

В Мюнхене мы получили новый ангаже­мент, в Ульм, где и задержались чуть ли не две недели. Пели в самом городе, пели и где то поблизости. Лучше всего концерт прошел на курорте, название которого не удержа­лось в памяти. Зал, правда небольшой, был набит до отказа и редкое явление: директор заплатил хору более условленного гонорара. Вообще же за все «Ульмское сидение» в са­мом городе мы дали только четыре кон­церта, из которых три прошли с довольно плачевным материальным результатом.

Начиналось лето, когда концертные залы пустуют, а курорты начинают готовиться к приему гостей. В свободное время бродили мы по городу, расположенному по берегу Дуная, и не раз заходили в тамошний, ка­жется самый высокий в мире, готический собор.

Полученный нами новый ангажемент по­зволил нам познакомиться со Штутгартом, большим и красивым городом, с некоторой претензией на модернизацию в новых по­стройках. Пели мы там сначала в небольшом концертном зале, находившемся на простор­ной площади, лежащей у подножья средне­векового замка, а потом в обширном зале одного из городских кафе. Там же, в Штут­гарте, был подписан новый контракт на це­лый месяц на выступление хора в самом большом кафе Гамбурга. Кафе «Фатэрлянд», где нам предстояло петь, находившееся в центре города, на берегу красивого озера «Альтстэр», всегда бывало полно и еже­дневно давало большую артистическую про­грамму, повторявшуюся дважды: после обе­да и вечером. В каждой из них наш хор вы­ступал с 4-5-ью вещами, выступали и наши два танцора-лезгинга. Работы было не так уж много; первая половина дня уходила на спевки и оставляла достаточно времени для знакомства с городом.

Затем Гамбург, второй по величине город Германии, и один из самых больших портов в Европе, океанские пассажирские парохо­ды доходили только до Куксхафэна, нахо­дящегося в самом начале очень широкого устья Эльбы, на которой выше по течению лежал Гамбург. Его главной достопримеча­тельностью являлся зоологический сад Гакенсбек, где звери, как казалось посетите­лю, гуляли на полной свободе. Гамбургский зоолог, сад — главный поставщик всех зо­ологических садов в Европе, а потому вре­менами некоторые отделения почти пусто­вали. Красивый был Гамбург в районе Альстэра, где вокруг озера расположились рос­кошные виллы, богатейшие дома и все луч­шие магазины города. По соседству с Альстэром находилась главная площадь, луч­шим украшением которой было здание го­родской ратуши.

Наши выступления в «Фатэрлянде» поль­зовались большим успехом у публики, нескупившейся на аплодисменты по оконча­нии каждой вещи, но сохранявшей полную тишину во время исполнения. Успех хора был настолько очевидным, что дирекция предложила подписать новый контракт еще на три недели, но не сразу, а через месяц, т. е. в конце лета. Ежедневный гонорар хора был не так уже высок, но жизнь на одном месте давала большую экономию в кварти­рах и питании, а кроме того совершенно от­падали расходы по переездам из одного го­рода в другой. Все это дало возможность хо­ру заказать кубанскую форму и вообще привести себя в лучший вид. И перед самым отъездом из Гамбурга, на нашем последнем выступлении в «Фатэрлянде», мы появи­лись перед публикой в новом облачении и даже с кинжалами... конечно деревянными, обтянутыми кожей. За время, т. е. в течение целого месяца, до выполнения возобновлен­ного контракта с «Фатэрляндом» хор дал несколько концертов вблизи Гамбурга: пели в Хайдэ, Итцсхээ, Букстэхудэ, Куксхафэнэ, после чего отправились на курорты, в район Шварцвальда, спели в Ляре, недалеко от Бадэн-Бадэна и покатили по дороге на Констанц. Выступали в Филингэн, Трибэрг, Дэнаушингэн. В Трибэрге жил в то время Боголюбов, защищавший цвета Германии на международном шахматном турнире. В Дэнаушингене, против казино, где происходи­ло наше выступление, протекал, взятый в каменные берега, маленький ручеек, исток Дуная. Едва два месяца до этого, мы были у его широченного устья, — тогда это каза­лось почти сказкой.

Выступали мы в Бадэн-Бадэне и в Бадвильдугэн и Констанц, пели в Гездяр и еще на каких то курортах. Германия изобилует множеством всевозможных курортов с раз­личными минеральными водами, но еще большей степени «Люфт» курортами — «ле­чение воздухом», — которыми был полон весь Шварцвальд. Немало их и в Харцэ и в южной Баварии. Не помню, какой дорогой возвратились мы в уже знакомый нам Гам­бург, разместились почти все по старым квартирам. На этот раз, кроме «Фатэрлянда», хору пришлось петь и в Штадхале, на­ходившемся на другом берегу озера «Альтэр». Выступали мы там один раз в день, после обеда. При хорошей погоде пели на открытом воздухе, а при дождевой, что в Гамбурге не редкость, в просторном закры­том помещении. Ездили мы в Штадхаээ, ча­ще всего пароходиком, крейсировавшем по озеру, а иногда и подземкой, шедшей от главного вокзала.

Кончался летний сезон, но перерыва в ра­боте хора не было, т. к. бывшая служащая большой концертной дирекции в Мюнхене доставала нам все новые и новые ангаже­менты. Зимний концертный сезон в Герма­нии обычно начинался с самого начала сен­тября, а иногда с конца августа. К этому вре­мени мы уже имели контракт с Берлинской дирекцией Ю. Беркон, на концертное турнэ. Хор ужа не знал отдыха. На ходу разучивались все новые вещи. Довольно быстро оси­лили «На реках Вавилонских» Гуно, номер серьезный и интересный, разучили и чуд­ную «серенаду Гросбауэра», построенную на дуэте тенора и баритона. Звучала она у хора прекрасно.

Но чем дальше, тем больше выяснялось, что слушателей интересует русская народ­ная мелодия и русские песни. Семен Димитриевич Игнатьев, регент хора, был в хоро­ший композитор и мастер аранжировок. «Эй ухнем» и «Стенька Разин» входили в ре­пертуар хора еще раньше, и без них в Гер­мании не мог обходиться ни один концерт. Постепенно вошли в аранжировку «Вечер­ний звон», «Калинка»  , «Метелица», «Коб­за» (Давыдовского), «Глухой неведомой тай­гой» и «Двенадцать разбойников»  . Позднее в репертуар были введены «Коробейники», «Однозвучно звенит колокольчик», «Кама­ринская» и др.

Не могу не забежать вперед. Когда при­шлось петь в Японии, подобно тому, как в Германии «Эй ухнем» и «Стенька Разин» стали фаворитами публики, так в Японии предпочтение было отдано «Бродяге», «По диким степям Забайкалья» и «Вниз по ма­тушке по Волге». Их знала и пела вся пою­щая Япония. Об этой стране я буду гово­рить в дальнейшем особо.