Коллекция песен мужских казачьих хоров и фольклорных ансамблей

Слушать песни казаков

  • ВСЕ КАЗАЧЬИ ПЕСНИ
  • О казачьих хорах

    Видео о казаках




    О хоре Жарова

    ...На сцене он не просто управлял, он создавал и сам настолько упи­вался своим творением, что невольно зара­жал им слушателей. Дальше…

    Станичные песни

    Любят попеть в Кременской станице... В темноте летнего вечерка кто-нибудь каш­лянет и песню заиграет: «Запи-са-ли казака на службицу...» Полностью…

    Главная » С песней по белу свету » Концерты в Мемеле и Западной Европе
    Продолжение гастролей хора в Прибалтике, Румынии, Австрии, Югославии. Франции, Англии, Голландии в 1928 году. Атаман Богаевский и генерал Деникин высказываются о хоре Жарова и его мировом значении

    Концерты в Мемеле и Западной Европе



    Дав эту полную картину признания Дон хора публикой и враждебно до неприличия отношения к нам латвийской прессы, я не могу удержаться от описания маленькой сценки, когда на одном концерте хора при­сутствовал почти весь дипломатический кор­пус. Наша директриса-немка обратилась к немецкому послу с просьбой узнать, может ли хор рассчитывать на повторные концер­ты в Риге? Когда немецкий посол задал этот вопрос латвийскому министру, тот рассмеял­ся и ответил: «Низачто. Это не Россия».

    В Риге, кроме шести концертов в Нац. Опере, в воскресный день хор пел в соборе во время архиерейского богослужения. Ар­хиепископ Иоанн благословил хор иконой. В один из последующих дней мы посетили Вла­дыку на дому, в нижнем помещении собора, каждому из нас Владыка раздал по Еванге­лию со своею подписью. Какою духовной си­лой веяло от этого православного иерарха, открыто громившего коммунизм! Увы, кро­вавая лапа звероподобных палачей через шесть с половиной лет расправилась и с этим большим человеком.

    Наученный горьким опытом, во избежание шумных проводов, навсегда покидая Ригу, хор уезжал не с главного вокзала, а со следующего по пути следования. Но едва мы успели усесться в вагон, как в него ввалилась целая толпа провожающей молодежи, глав­ным образом курсисток. Их появление выз­вало у нас смущение, ибо тайна нашего отъ­езда не была для них тайной. Но как очаро­вательны, как трогательны были эти прово­ды... Провожавшие проехали с нами до сле­дующей станции, и только там сошли с по­езда.

    После неизжитых впечатлений рижского триумфа, концерт, данный в Мемеле, пока­зался скучным и плохо запомнился. На сле­дующий день мы были уже в Восточной Пруссии. Дав несколько концертов в Герма­нии, из которых самым крупным был кон­церт в Данциге, посетили мы столицу Чехии, Прагу, а затем явились в Вену, где хор справ­лял свой юбилейный тысячный концерт. По­сле этого концерта, в лучшем отеле на Ринге, в огромном зале, был сервирован стол. Вена была колыбелью Дон. каз. хора и вся венская концертная дирекция, равно как и дирекция устраивавшая все концертные турнэ хора, были приглашены на юбилейный банкет. Среди гостей был и только что появившийся на большой сцене певец-тенор Ян Кипура. Но самым почетным гостем был, конечно, Донской Атамана А. П. Богаевский, неизмен­но приглашавшийся на все хоровые торжества. Не мало гостей было и из местной рус­ской колонии, много и хоровых дам. Как и полагается, были речи, поздравления, поже­лания, множество телеграмм из всех концов Европы. Но недавняя Рига, кажется, пере­щеголяла всех. Поздравления оттуда были от духовенства, от общественности, от отдельных лиц и даже от «зайцев». Одним словом, банкет прошел с большой помпой.

    Я уже не помню последовательности, где выступал хор после Вены, но как-то вскоре после юбилея очутились мы в Будапеште, где хор преподнес регенту тяжелый золотой портсигар, впоследствии покрытый моно­граммами.

    Из Будапешта направились мы в Румы­нию — открывать новый рынок. Дорога была дальняя, стояли большие холода и все было занесено снегом. Ехали мы вторым классом и, казалось бы, имели основание рассчитывать на большее тепло, чем в вагоне с деревянны­ми сидениями. Не тут-то было: первоначаль­ное тепло принялось постепенно улетучи­ваться, стало прохладно, а потом и холодно. Кто-то из нас пошел узнать, что случилось и вернулся с вестью: «Отопление испорти­лось, обещают скоро починить». Время шло и в нашем вагоне-леднике стало еще холод­нее. Один из аборигенов, ехавший с нами в одном вагоне и, очевидно, хорошо знакомый с нравами своего отечества, поставил нас в известность, что на паровозе надо дать «смаз­ку». Выполнение этого совета немедленно отразилось на температуре в нашем вагоне, ноги перестали застывать, все поснимали пальто. Часа через два, когда по расчету ма­шиниста полученная им плата за распреде­ление теплых калорий иссякла, отопление снова испортилось. Новая починка отопления не представляла теперь никакой сложности и после очередной «смазки» отопление работа­ло нормально... до следующей поломки.

    В Румынии взяточничество было почти узаконено. Наконец дотащились до Бухареста. Остановились мы в лучшем отеле горо­да, судя по его внешнему виду. Я не помню, сколько концертов мы дали в самом городе, но зато хорошо помню выступление хора в королевском дворце.

    Королем в то время был малолетний Мигай (Михаил), регентствовали румынский патри­арх, бабушка короля, королева Мария и, ка­жется, еще кто-то. Приемом хора распоряжа­лась королева Мария, не отходившая ни на шаг от своего внука. В качестве гостей при­сутствовали все родственники Двора; мать короля, королева сербская с наследником Петром и греческий король, проживавший тогда в изгнании.

    Наследник Югославии, Петр, был подвиж­нее, стройнее и чуть выше Михаила. Что ка­сается Михаила, то он поразил меня своей се­рьезностью — за целый час, который мы про­вели в зале, он ни разу не улыбнулся. Во дворце хор спел два церковных песнопения и целое отделение светское. Затем был танец, после которого всем был предложен чай с печением. Чай разносил кто-то из мужской прислуги, а печеньем угощал сам король, в сопровождении своей неотлучной бабушки, королевы Марии. На концерте, происходив­шем в небольшой, но красивой зале в Бухаресте, королева Мария присутствовала так­же.

    Из Бухареста хор ездил двумя небольши­ми автобусами и двумя легковыми автомоби­лями петь концерт в Плоешти. Эта поездка была, пожалуй, самым худшим из совершен­ных нами путешествий и никогда не изгла­дится в моей памяти. Дорога твердая, вся усеянная ухабами и рытвинами, наверное ни разу не ремонтированная с момента ее по­стройки, а наши автобусы, старые, расхлябанные, с очень низкими потолками. Мало того, что все наши внутренности подверга­лись непрестанному сотрясению, но и головы наши на всех ухабах бились о твердый пото­лок. Сперва боли почти не чувствовалось, но скоро на макушках не осталось живого ме­ста и пришлось одной рукой держаться за сиденье, а другой защищать голову от «пря­мых попаданий».

    Окончив концерты в Румынии, выехали мы в Белград, где дали концерт сперва для широкой публики, а затем в небольшом зале для духовенства. Из присутствовавших на этом последнем концерте запомнился мне митр. Антоний и архиепископ Гермоген, ко­торого я хорошо помнил по Новочеркасску. В Белграде хор королем Александром был при­глашен во дворец. На этом приеме присутствовал и весь русский генералитет. После спе­того большого концертного отделения, мы были приглашены к обеду.

    Покинув Белград, хор дал несколько кон­цертов в провинциальных городах Югосла­вии. В Новом Саду на вокзале хор был встре­чен военным оркестром, сопровождавшим нас до самого отеля. Среди встречавших запом­нилась плотная, невысокого роста, фигура кубанского генерала Павличенко, который, прихрамывая, шел вместе с нами. Лет 25 спустя, в Бразилии нам пришлось встретить­ся с казаками его большой группы, пересе­лившейся в те края.

    Из Югославии, с концертами по пути, хор добрался до Франции. Концерт в Париже был в нарядном театре Елисейских полей. Прекрасный зал, хорошая сцена, чудная аку­стика, дамы и мужчины в вечерних туалетах — петь одно удовольствие. Возбуждало еще и то, что в зале много бывших высших начальников Белого Воинства. Состояние у всех нас нервное, настроение повышенное, регент волнуется. Тогда Париж был для нас столи­цей, столицей Белого Воинства — и нас, вы­шедших из рядов этого воинства, это не могло не волновать. Концерт проходил с исключи­тельным блеском. В первом коротком антрак­те посетителей за кулисами было мало, лица больше близкие хору, но в большом антрак­те и на сцене и за кулисами творилось су­щее столпотворение. Хорошо помню ген. Де­никина, в сопровождении полк. Колтышева, и высказанные им слова, повторенные по смыслу впоследствии генералами Богаевским, Кутеповым, Баратовым и др. Вот дра­гоценный для нас смысл его слов: «Мы все вместе не можем сделать для русского нацио­нального дела того, что сделали вы».

    А сколько восхищения и благодарности высказывалось со всех сторон! В происходив­шей сутолоке я очутился рядом с Жаровым, беседовавшим с митрополитом Евлогием.

    Тут же стоял и Гинсбург, который неожидан­но вынул очень крупную ассигнацию и хотел передать ее регенту. В первый момент Жаров сильно смутился и не хотел брать деньги, но быстро взял себя в руки, поблагодарил Гинсбурга, ассигнацию принял и тотчас же передал ее митрополиту «для находящихся в беде».

    Произведенное впечатление, оставленное этим концертом, ярко отразилось в статье ген. Позднышева, напечатанной в «Русском Инвалиде». Вот краткая выписка из нее: «По небу полуночи»... «Прошел месяц со време­ни концертов знаменитого жаровского хора, а все еще как будто слышится серебряный звон в ушах и переливается, дрожит и зами­рает вдалеке прекрасная мелодия. Льется и будоражит сердце нежнейшего тембра бар­хатный голос: «Не шей ты мне, матушка, кра­сный сарафан». Широкой, победной, нарастающей волной гремит великому прошлому России: «Славься, славься наш русский Царь». И скорбным, безутешным, подавлен­ным рыданием смятенного духом перед неиз­бежным концом человека, звучат его вопли: «Плачу и рыдаю, егда помышляю смерть... погибаю окаянный... трепещу дня страшно­го...».

    «Появление Жаровского хора на мировой эстраде, — это одна из изумительных чудес­ных сказок наших беженских дней. Жаров привлек сердца только силой своего внутрен­него горения и несказанной красотой родных напевов. Среди уличной толпы Жаров прой­дет незамеченным, не выделяясь из нее, на сцене он преображается, царит безраздель­но, он кудесник, маг, чародей, извлекающий дивной красоты звуки из сложного инстру­мента в 35 голосов».

    В Париже хор выступал и в огромном мрачном зале «Трокадеро». Петь в этом неуютном зале было очень тяжело, и уже одно появление его названия в расписании кон­цертов приводило нас в уныние.

    Покончив с Парижем, двинулись мы на юг, и, дав по пути несколько концертов, высту­пали в Каннах, в Монте-Карло, в Ницце. В Ниццу мы попали как раз во время карнава­ла. Такого непринужденного общего веселья мне не приходилось еще видеть. Все было в диковинку и многочисленные причудливо разубранные колесницы, и толпы, пришед­шие повеселиться. Любая компания могла, взявшись за руки, окружить мужчину и жен­щину и требовать от них поцеловаться меж­ду собою, без исполнения какого требования окружающее их гогочущее живое кольцо не разжималось. Правда, были и озорники, которые могли открывшему рот зеваке, вроде нас, запустить в рот целую пригоршню конфетти, от которого было не легко отплеваться.

    Побывали мы в Тулоне, а затем пели в Марселе. Круглый зал в Марселе по своей площади был не так велик, но ложи, балко­ны и галерки чуть ли не в пять ярусов. Ко­гда после бурных аплодисментов хор уже приготовился петь следующий номер про­граммы, в полной тишине, с «голубятни» раз­дался громкий голос какого-то взбесившего­ся поклонника советской каторги: «На пла­ху». Доняло парня...

    Постепенно поднимаясь к северу, дали мы несколько концертов, из которых помню Лион и Лиль, а затем явились в Бельгию, где дали концерты в Брюсселе и Антверпене. В Брюсселе жил тогда ген. Врангель, уже прикованный к постели своей тяжелой сер­дечной болезнью.

    Несколько концертов было дано в Англии, а в конце Великого поста хор был уже в Гол­ландии.

    Светлое Христово Воскресение мы были в Гааге и с наступлением весны снова заколе­сили по Германии. В Страстную Пятницу, по инославному календарю, пели духовный концерт в Берлине. Опять замелькали зна­комые города: Гамбург, Кельн, Бреслау, Лейпциг и пр. и пр.

    Приближалось лето, надо было искать ме­сто для летнего отдыха, где было бы возмож­но готовить репертуар для следующего кон­цертного сезона 1928-1929 г. Задача эта не принадлежала к числу легких, т. к. с одной стороны хор избегал шумных и многолюд­ных мест, но с другой нуждался в достаточ­ном количестве, для размещения не менее 70-ти человек, считая с женами и детьми, удобных жилищ и большом помещении для спевок. Кроме того, общим и обязательным требованием являлось наличие воды, морско­го берега или озера, т. е. места для купанья. Многие хористы, особенно семейные, сразу по окончании концертного сезона уезжали не­медленно на эти места отдыха и спевок. Та­кое место легче всего можно было отыскать на Австрийских или Баварских озерах, и не­дели за две до окончания сезона туда были отправлены наши «разведчики», вскоре вернувшиеся с добрыми вестями. Вблизи Мюн­хена открыли они большое озеро Штарнбергерзее с расположенным на берегу его ма­леньким городком Штарнберг, могшим удо­влетворить все требования хора. В первых числах июня хор, распущенный на летний отдых, получил наконец возможность вку­сить прелесть почти трехмесячной оседлой жизни.

    Концерты в Мемеле и Западной Европе - читать

    Казачьи хоры и исполнители:
    Кубанский ансамбль Захарченко Хор Сретенского монастыря Донской хор Жарова лучшее Другие Ансамбль Александрова Сакма Братина Хор Валаам Криница Казачий круг Станица

    С ПЕСНЕЙ ПО БЕЛУ СВЕТУ. - Доброволец Иванов в других статьях: